Термин «синдром родительского отчуждения» предложил американский детский психиатр Ричард Гарднер. Нужно отметить, что данный подход представляется весьма дискуссионным, отношение к теории - неоднозначное, и в обществе она вызывает ряд вопросов [2].
В этой публикации мы приводим позицию лишь одной из сторон конфликта, основанную на применении положений теории Ричарда Гарднера. Экс-супруга Максима, Татьяна – человек непубличный, и потому связаться с ней редакции не удалось. Однако, если у Татьяны появится желание представить свое мнение на страницах нашего сайта, сообщить об этом можно на e-mail редакции: press@медиатор.рф.
Сегодня же высказывается Максим Бобков. Как он обозначает себя сам, «не психиатр, не юрист, не депутат, не судья, а отчужденный родитель»:
«Какой бы отвратительной ни была судебная практика, как бы ни были несчастны судьи, которые вершат судьбы в семейных спорах, — все это неотвратимо и в большой степени отражается на психике ребенка. Сегодня мы видим нездоровое общество – это как раз следствие той причины, которую во всем мире называют «синдром отчуждения родителя».
Медиация могла бы на ранней стадии диагностировать уже запущенный процесс отчуждения родителей. Это процесс представляет собой психическое насилие, особенно, если в семье есть несовершеннолетний ребенок.
Соответствующий законопроект, который сейчас находится на стадии разработки, должен обеспечивать профилактику отчуждения. Коротко: если родители, решившие разводиться, воспитывают несовершеннолетнего ребенка, то первоначально они обязаны предоставить мировое соглашение, касающееся общего ребенка или пройти процедуру медиации, если такого соглашения пока нет. На это им дается 40 или 60 дней – сколько там уж посчитают наши эксперты, столько и будет. Но результатом этой медиации должна быть договоренность о том, что будет происходить с ребенком дальше, после развода родителей. В этом уникальность примирения, и его неоспоримое преимущество: здесь вас не судят и не осуждают…
И до тех пор, пока суд не будет убежден в том, что права ребенка соблюдены, что ребенок находится в безопасности и благополучной обстановке, ни о каком разводе, ни о каком разделе имущества речи быть не может. Никакая мама не получит алиментов до тех пор, пока не решен вопрос, как разведенные родители будут воспитывать ребенка дальше.
Назову признаки отчуждения родителя в поведении родителя-алиенатора (т. е. отчуждающего родителя), выработанные Ричардом Гарднером.
- Неоправданно жесткие условия для посещения. Речь о ситуациях, когда родитель говорит: «Нет, вы увидитесь только один раз / только в течение двух часов / только в моем присутствии». Это свидетельствует о том, что запущен процесс отчуждения родителя. Даже если родитель напрямую его не применил, и ребенок ещё не сильно пострадал, механизм по отчуждению проживающего отдельно родителя уже работает.
-
Ситуация, в которой один из родителей говорит, что надо спасать ребенка от другого родителя. То есть спасение от того, от чего не требуется: зачем от отца беречь дочь или сына? Это достаточно сильный маяк, указывающий на человека, готового запустить механизм отчуждения другого родителя.
На западе, если ребенок отказывается встречаться с отцом, и для этого нет объективных причин, вопросы задают родителю, с которым проживает ребенок в данный момент (к тому, кто не подготовил ребенка ко встрече).
А происходить подготовка должна примерно так. Отец говорит дочке или сыну: «Сегодня придет мама, она очень ждет с тобой встречи, желаю, чтобы вы провели время хорошо. Вот тебе фотоаппарат, можете запечатлеть все важные моменты». Отлично работает и выданное задание, например, такое предложение: «Мама вкусно печет вафли, если вы будете их готовить, привези мне одну штучку. Я их очень люблю».
При этом нужно понимать, что существует естественное отчуждение – допустим, когда ребенка били отец или мать, и малыш их боится. Но, когда таких факторов нет, то ответственность за нежелание встречаться с одним родителем должна ложиться на другого – с которым проживает ребенок.
Пример неестественного отчуждения может выглядеть так: отец или мать крадет детей, увозит их в другой регион, переводит на домашнее обучение, а целевой родитель, против которого и разворачивается компания отчуждения, в это время 1,5-2 года пытается добиться встречи, идут суды. Проходит время – и дети уже не знают, как с ним или с ней взаимодействовать. Отчуждающий родитель говорит: «Вот тебе дети, общайся», - а они отвечают, что не хотят общения. «Видишь, никто с тобой не хочет говорить», - констатирует родитель-алиенатор. Зачастую это делается специально в присутствии судебных приставов и органов опеки, которые не знают, что с этим делать и не обладают ни навыками, ни зачастую образованием.
В нашей стране у отчуждения «женское лицо», так как в подавляющем большинстве случаев ребенка после развода родителей определяют жить с матерью. На мой взгляд, причинно-следственная связь сложившейся судебной практики по определению места жительства ребенка, порядка общения и растущего уровня отчуждения (психологического насилия) очевидна. Более того, эту связь подтверждают исследователи PAS (Parent Alienation Syndrome – синдром отчуждения родителя) по всему миру. - Ситуации, когда ребенка используют как шпиона, сборщика информации. Это намек на отчуждение.
- Ситуации, когда родители (и другие члены семьи) называют ребенка разными именами – например, один зовет Анастасией, другой – Стасей.
- Обвинения другого родителя в присутствии ребенка.
- Заявления вроде таких: «Пусть сам ребенок решает / выбирает - встречаться ему со вторым родителем или нет». Это гарантированное отчуждение, такого быть не должно. Взваливать на несовершеннолетнего ответственность за подобный выбор нельзя. Дело в том, что ребенок, который находится в окружении, где есть отчуждение, никогда не согласится добровольно встретиться с другим родителем, если его надлежаще не подготовить.
- Ситуации, когда один из родителей начинает рассказывать, что все для ребенка сделал он. Родил, воспитал, отвел на кружки, купил игрушки, подарки, одарил вниманием...
- Ситуации, когда один из родителей был обвинен другим в совершении тяжкого преступления. На первом месте среди таковых – педофилия. Нередко матери естественную любовь отца к детям пытаются представить как педофилию. Но также это может быть и кража, и насилие (абьюз), и любое другое преступление.
Нужно сказать, что отчуждение касается не только родителей, этот механизм может распространяться на бабушку, дедушку, любого родственника, на весь род отчуждаемого родителя.
Лично в моем случае есть все перечисленные восемь признаков, подтверждающие наличие в поведении моей бывшей супруги, матери ребенка отчуждение родителя. И судебные эксперты подтвердили наличие негативного, деструктивного влияния на мою дочь со стороны матери, с которой по решению суда сейчас проживает ребенок.
А теперь к вопросу, как медиация могла бы помочь, и уместно ли ее применение в таких вопросах. Я читал специализированную переводную западную литературу, и понял: там, где есть отчуждение родителя, медиация не работает. В моем случае она тоже закончилась ничем. При этом медиатор, в принципе, может дать заключение, что ситуация ненормальная, есть признаки отчуждения родителя, направленного против прав ребенка.
В случае, когда процесс немедиабелен, выход из медиации самого медиатора может быть весьма действенным и полезным инструментом. Согласно правилам из примирительного процесса может выйти любая сторона, в том числе и медиатор, составив соответствующее заключение с указанием причины. Это может оказать помощь суду в понимании происходящего и услышать предупреждение о нездоровом психическом окружении для ребенка.
В идеале примирительная процедура могла бы поспособствовать выработке осознанных договоренностей насчет встреч с членами обеих семей для сохранения психического благополучия ребенка. Результатом должно стать медиативное соглашение о соблюдении прав ребенка: где он учится, каким образом получает воспитание, кто из родителей ходит на родительское собрание, по каким дням ребёнок проводит время с проживающим отдельно родителем и т.п.
Полагаю, что медиация должна помогать в обнаружении такой проблемы, как «отчуждение родителя» - чтобы иметь возможность официально говорить о наличии угрозы здоровью ребенка и признаках нарушения его прав».
